Герои не умирают - Страница 17

Когда он догнал гардекора, то увидел карету, запряженную четверкой широкогрудых вороных. Правда, в упряжке их оставалось только трое: на его глазах Тигр вскочил на четвертого, с обрезанными постромками.

— Я с вами!!! — Найз бросился наперерез и, видя, что всадник делает маневр, чтобы объехать его, отчаянно выкрикнул: — Я знаю, как доехать через холмы до Летнего дворца! Мы туда работать бегаем!

Ни говоря ни слова, гардекор ловко наклонился, ухватил мальчика за шкирку, поднял одним рывком и водрузил перед собой.

— Найз!!! Я с тобой!!! — донесся сзади вопль Аника. — Стой!!!

К удивлению Найза, Тигр хмыкнул под нос: «Няньку нашли…» — и повторил трюк с ловлей проводника за воротник — только опустил у себя за спиной.

— Держитесь, за что можете, — коротко приказал он. — Поскачем быстро.

— Но ведь темно! — воскликнул Найз.

— Значит, нам повезет, и мы заблудимся или сломаем шеи, — хмыкнул Фалько и ударил кобылу пятками в бока. — Пошла, хорошая!..

* * *

Сначала лошадь рысила по еле заметной тропе, которую, как думали песчаные воробьи, кроме них никто не знал. Потом, когда до дворца оставалось совсем немного, рысь замедлилась до шага.

— Куда теперь? — было первыми словами гардекора с тех пор, как они покинули рудник.

Найз судорожно хватанул ртом воздух и засипел в такт лошадиной поступи, изо всех оставшихся сил жалея, что никто ему раньше не сказал всю правду о верховой езде:

— Ле…вее… На… тот… кипарис… держать… Дорога… там… Ворота… дальше…

Фалько молча пришпорил кобылу. Мальчишка охнул, и страдальческим эхом из-за спины гардекора отозвался его друг.

На дорогу, ведущую к задним воротам, они выехали минуты через три и тут же остановились. Лошадь устало склонила голову, тяжело дыша и поводя боками.

— Налево… — просипел мальчик, не зная, сочувствовать ей или радоваться, что не ему одному так плохо от этой поездки.

Гардекор в ответ хмыкнул:

— Приехали, слезайте.

— Но до ворот… еще с полдистанта! — натужно пискнул из-за спины Аник.

— Через ворота ходят господа и рабы, — усмехнулся Фалько. — А воины ночи — через забор.

— Но там же охраны куча! — испугался Найз.

— И это радует, — с неожиданной серьезностью ответил гардекор, бережно ссадил пассажиров и соскочил на землю сам.

Мальчики, едва оказавшись на твердой поверхности, словно танцоры хорошо отрепетированного балета дружно опустились на землю.

— Кости Радетеля… — простонал Аник, прижимая ладони к пострадавшим местам. — Чтоб я еще сел на это орудие пытки!.. Найз, когда в следующий раз мы будем играть, и ты предложишь мне коня… я тебе отвешу такой пендель… хоть ты и Фалько, а я — Амза…

Тигр и Найз резко обернулись, и под их пронзительными взглядами Аник втянул голову в плечи и прикусил язык.

— Подумать только… В Фалько играют дети, — качая головой, произнес гардекор с таким выражением лица, будто не мог решить, отвратительно это или смешно.

— Он был герой! — задохнувшись от жгучей волны ненависти, прорычал сквозь зубы Найз.

— Он был… — будто не замечая враждебности, начал Фалько, но тут же закончил с кривой усмешкой: — Он был. И этого достаточно. Для всех. А теперь — тс-с-с!

По знаку его руки друзья замерли и прислушались.

Это была далеко не первая их вылазка в Летний во время королевского приема и, как всегда, они ожидали услышать музыку, смех, пение, веселые голоса, грохот хлопушек и фейерверков, кокетливый визг дам, притворявшихся напуганными внезапными громкими звуками и вспышками света… К удивлению их и тревоге из-за ограды сейчас не доносилось ни звука, будто ночь над парком была иная, нежели над всем остальным Эрегором — жирная, жадная, ненасытная, пожравшая все признаки живого, даже птичьи голоса и стрекот цикад, и накрывшая своей отяжелевшей утробой целый дворец — навечно. Внезапно Найз понял, что взрослые подразумевали, говоря «тихий ужас». Именно это. Когда в разгар королевского увеселения тишину нарушал лишь одинокий шелест листвы.

Со стороны парка налетел порыв ветра, и ноздрей их коснулся едва уловимый запах чего-то тошнотворного, будто жгли перья, обвалянные в смоле. Найз, исподтишка не сводивший глаз со своего поверженного кумира, увидел, как лицо Тигра закаменело и стало бледнее лунного света.

«Струсил, струсил, струсил!!! Кот облезлый! Хвост поджал! Тени своей испугался!» — со странной смесью горечи и презрения взвыло всё существо мальчика, и неожиданно словно нож в сердце повернули: Фалько — струсил!..

«Это не Фалько, Фалько погиб смертью храбрых, Фалько больше нет и никогда не будет!» — яростно вспыхнуло в мозгу, заглушая все остальные чувства. — «Это Тигр! Гельтанский вор и бандит!»

И тут же необъяснимо, но с невероятной силой ему захотелось, чтобы из-за забора появилось нечто, разогнавшее королевский праздник, и разорвало гардекора, или напугало так, чтобы он, спотыкаясь и падая, с воплями побежал в кусты, или заставило броситься на колени, вымаливая пощаду — а уже потом разорвало… Потому что продажный мерзавец Тигр, трус и мародер, занявший место героя, походя укравший его лицо, его привычки, его жизнь, не заслуживал другой участи. Настоящий Фалько пал в той схватке в Лесном замке, изрубленный вражескими мечами. Тот, кто этой ночью убивал беззащитных людей из-за денег и мести, мог быть кем угодно — только не его идеалом, кумиром сотен тысяч эрегорцев. Нет, обожание и восхищение тем Фалько, капитаном Бессмертных, давшим отчаянный бой гвардии Симарона, зная, что обречен, в душе его не угасло ничуть. Но именно поэтому при каждом взгляде на Тигра он заново чувствовал себя брошенным и преданным, и ненависть к нему, человеку, убившему Фалько, вспыхивала с новой силой. А с ней — желание доказать, что подлый гардекор не имел ничего общего с капитаном Бессмертных. Доказать всему миру, Анику, дяде Лимбе, но прежде всего…