Герои не умирают - Страница 25

Да сколько можно!!! Слабак! Слюнтяй! Размазня!

Рассерженный на самого себя, Найз выбросил из головы все мысли и сосредоточился на долетавших звуках, прикидывая, где они могли проплывать в этот момент.

Разноголосый перестук капель по меди дал ему подсказку: огромный фонтан с мифическим лесным замком высотой в три человеческих роста находился приблизительно в центре парка. Здесь каналы сходились и снова разбегались веером по разным уголкам — к Дворцовому холму, к рощам всех деревьев мира, к живому лабиринту, к поющим качелям — предмету тайного воздыхания всех песчаных воробьев… Куда понесет их течение — было не важно, лишь бы не в речку-вонючку, как называли канал, отведенный в толщу Дворцового холма для кухонных и прочих нужд. Важным было то, что каждая проходящая минута приближала их к цели. А ночь — к утру.

Прижатая рекой, лодка заскребла бортом по гранитным доспехам берега. Наверное, подумал Найз, потащит в крайний левый канал, к Цветочным холмам, где он еще ни разу не был, но мечтал оказаться в полночь хотя бы на пять минут — хоть совсем по другой причине, чем на полуострове качелей.

Лодка плыла теперь медленно, время от времени шершаво трогая боком набережную. Мальчик стискивал кулаки от нетерпения, ногти впивались в ладони, но, возбужденный, он не чувствовал боли: «Быстрее, быстрее, быстрее, лодочка, миленькая, лодка, калоша старая, дырявый башмак! Ну плыви же быстрей, ну чего тебе стоит!..» Хотелось вылезти и подтолкнуть ленивое судно на середину канала, или потащить за веревку, как бурлак, или бросить всё и бежать к морю — ведь с каждой пролетевшей секундой утро становилось ближе, а это означал конец их планам, но самое главное — конец его друзьям, захваченным барзоанцами!

— Быстрее, быстрее, быстрее, — не замечая, он принялся повторять вслух, как заклинание. — Быстрее же!!!..

И поэтому не услышал сразу новый звук. Совсем рядом, над головой, плакал ребенок, повторяя: «Нет, нет, нет, нет, нет…»

Найз судорожно вдохнул, сжимая зубы: «Мы не должны вылезать, не должны, не должны, не должны, не должны…» — и даже почти убедил себя, как вдруг плач прервался, и яростный крик разорвал тишину:

— Пусти меня! Пусти! Гадюка, сви…

Взрыв брани на чужом языке, звук удара и тела, падающего на что-то гулкое, застал Найза врасплох. Не соображая, что делает, он вскочил в облаке сена, рыча что-то яростное, и сиганул на берег через узкую полоску воды, выхватывая на ходу кинжал.

В долю секунды происходящее впечаталось в его память, как будто он рассматривал сцену полдня.

Посреди вымощенной площадки под разными углами торчали непонятные трубы: целый лес деревьев из металла, без коры и ветвей. Вершины одних терялись во мраке, другие были не больше пеньков. Одни толщиной были не меньше старого дуба, вторые — с руку Найза. Ближе к набережной несколько труб беспорядочно валялось на земле. А между ними, изумленные вмешательством то ли духа сенокоса, то ли странного утопленника, застыли люди — пятеро в зеленых кольчугах на голое тело и трое в красных балахонах. Один балахонщик распростерся у их ног, не шевелясь. Лысый барзоанец, тот, что оказался ближе всех, стоял со сжатыми кулаками, а в нескольких клозах от него лежал кто-то маленький.

Первая мысль Найза была о песчаных воробьях. Кого-то из них убили! И он, вопя, к изумлению своему, «Провались земля и небо!!!», ринулся на громилу.

Его крик точно нарушил заклинание, сковывающее участников драмы: гогот пиратов, схватившихся за бока, оглушил его и заставил вспыхнуть от унижения и ярости. Несколько прыжков — и громада в зеленой кольчуге заполнила весь мир. Огромная рука метнулась к его голове, но он поднырнул под кулак и с исступлением, точно это было последним делом в его жизни, вогнал кинжал в первое, что попалось. Пират взвыл от боли, взмахнул другой рукой — и повалился с метательным ножом Фалько в глазу. Удар, способный снести полчерепа, превратился в оплеуху, швырнувшую, тем не менее, паренька наземь.

Лихое и шалое «А-а-а, провались земля и небо!!!» огласило липкую тишь Цветочного холма, и на берег с лодки одним скачком сигануло второе сенное нечто. Только в руках его вместо кинжала сверкали мечи. Четверо оставшихся пиратов сорвались с места одновременно и с барзоанскими ругательствами — обжигающими и тягучими, как кипящая смола, бросились навстречу.

Что происходило дальше, мальчик так и не понял. Он с ужасом и предвкушением невероятного ожидал бешеной схватки, все на одного — но ничего подобного не случилось. Вместо поединка — хотя нападение четверых на одного вряд ли можно было назвать этим словом — Тигр, словно учитель танцев, возглавил какой-то непостижимый хоровод, время от времени переходящий то в прятки, то в догонялки. Хохоча и подмигивая Найзу при каждом удобном случае, он паяцем метался между труб, то пропадая, то внезапно появляясь за спинами пиратов, и тогда один из них падал, чтобы не подняться больше никогда.

Последний барзоанец не сразу понял, что остался один. С двумя мечами наизготовку, он вынырнул из-за самой толстой трубы почти у края набережной и споткнулся о тело своего товарища. Придя к какому-то выводу, похоже, не слишком приятному, он нахмурился, гаркнул что-то, прислушался — но молчание было ему откликом. Повторный выкрик, гневный и растерянный, снова растаял в ночи без ответа. Барзоанец напрягся, принял боевую стойку и стал настороженно озираться, поводя мечами, точно ожидая атаки каждое мгновение. Новая череда слов сорвалась с его губ — на этот раз тихая, вопросительная… И опять тишина.